Что бы там ни говорил профессор Преображенский, а «Известия» были первой официальной советской газетой в буквальном смысле – петроградский совет выпустил первый их номер на следующий день после февральской революции. Тогда планировали бороться за Учредительное собрание, но после его разгона и переноса столицы переехали в Москву и стали главным печатным органом исполнительной власти, ЦИК и ВЦИК, в отличие от партийной большевистской «Правды». Что было чуть менее престижно, но тоже почетно. Некоторое время газету издавали в Сытинской типографии у Страстного монастыря. Но для новой власти газеты были важны и достаточно скоро, в 1924–1925, был проведён конкурс на проект здания новой архитектуры. Выиграл Григорий Борисович Бархин, который и построил новый дом для «Известий» поблизости от старой типографии, где-то за полтора года вместе с сыном Михаилом. Григорий Бархин не был в полном смысле архитектором-революционером, он скорее примкнул к конструктивизму (впрочем так делали многие, к примеру тот же Иван Фомин). До революции же Бархин окончил Академию Художеств и вместе с Романом Клейном построил неоклассическое здание московского музея изящных искусств, нынешнего ГМИИ.
Впрочем победивший конкурсный проект, который поначалу намеревались построить западнее, на углу Тверской и Страстного бульвара, представлял собой довольно стремительную двенадцатиэтажную башню, похожую на известный проект «Ленинградской правды» Весниных. Башня должна была спорить с колокольней Страстного монастыря, который в 1925 году сносить вовсе не планировалось. Но по актуальному тогда генплану города «Новая Москва» в районе Страстного действовали, почти как сейчас, высотные ограничения – нельзя было строить выше шести этажей. От башни осталась лишь вынесенная к фасаду вертикаль лестницы с чередой балконов, и небольшая лоджия с часами на углу, обращенном к Тверской. Надпись же – «Известия» – в итоге разместилась горизонтально.
«Известия» не стали иконой конструктивизма, и тем не менее здание вошло во все тематические путеводители и хорошо известно как памятник истории авангарда. При этом предмет охраны, как это в наши времена нередко случается, достаточно узок: охраняются фасады, а внутри – только кабинет Бухарина на верхнем этаже (он в течение трёх лет был редактором газеты), плюс та самая выходящая на Пушкинскую площадь лестница, и всё. Счастье, что работать с восстановлением «Известий» пришлось Алексею Гинзбургу, правнуку Григория Бархина и внуку Моисея Гинзбурга, наследнику двух архитектурных династий, одинаково увлеченному современной архитектурой и реставрацией, в том числе памятников авангарда. Алексей Гинзбург занимается кварталом «Известий» уже несколько лет, недавно была закончена реставрация доходного дома Тюляевой на Дмитровке напротив Ленкома, вторыми оказались «Известия», почти завершена работа со зданием Сытинской типографии и двухэтажной усадьбы Долгоруковых-Бобринских на углу бульвара и Дмитровки. «Известия» в этом разношерстном ряду – единственное здание 1920-х, памятник авангарда.
Здание сохранилось неплохо и было легко узнаваемо даже перед началом работ. Хотя авангардную надпись довольно скоро заменили на классическую, с засечками; бегущую строку, которая была новшеством для 1920-х, убрали тоже почти сразу. В 1990-е здание сдали в аренду под офисы; таким же образом его планируется использовать и в дальнейшем, также как и соседнее здание газеты, расширившейся в конце 1970-х.
Одним из главных искажений авторского замысла стали пробитые входами на улицу витрины ресторанов первого этажа. И хотя теперь здесь разместятся, скорее всего, тоже рестораны, Алексею Гинзбургу удалось вернуть нижним окнам-витринам первоначальный вид: теперь вход один, через главный подъезд. Широкие нижние окна предназначались для освещения нижнего полуподвального этажа столовой работников газеты: идущим вдоль главного фасада сейчас, пока рестораны ещё не заселились, хорошо видно его пространство. Подвал-полуподвал имеется под обоими корпусами, уличным и дворовым; только у главного южного фасада он освещен через широкие окна, выходящие на улицу под потолком, а в бывшем техническом дворовом корпусе, где рельеф повыше – через зенитные фонари.
Кроме того, здание получило и несколько современных добавлений, прежде всего новые лифты в срединном переходе. Однако следует помнить, что здание уже было серьёзно перестроено после войны: тогда переход между корпусами расширили к западу просторным вестибюлем, а во дворе, с севера, пристроили дополнительный объем с подвалом. Тогда же были заменены двери – на светло-жёлтые, брежневского вида; был заменён лифт при главной, выходящей на фасад, лестнице. Северную послевоенную пристройку разобрали, сохранив только ее подвальную часть. Пристройку к переходу между корпусами, напротив, сохранили, приведя в порядок поздний вестибюль с эффектными крупными кессонами на потолке.
Однако Алексею Гинзбургу удалось сохранить и восстановить многие важные детали. К примеру, найдя на полах фрагменты метлахской плитки – простой, белой с синеватыми вставками на углах, архитекторы заказали в Германии похожую и восстановили полы вестибюлей и коридоров.
Особенного внимания заслуживает выходящая на главный фасад лестница – пространство очень светлое, прозрачное, с большими окнами в пол. Она кажется световым хребтом всего здания как снаружи, так и изнутри – неудивительно, что архитекторы уделили ей много внимания и работали ювелирно.
Но особенно сложным оказался процесс восстановления первоначальных металлических переплетов витражей, выходящих на главный фасад. Сохранившиеся подлинные рамы были покрыты очень толстым слоем краски, для того, чтобы отчистить её, понадобился пескоструйный аппарат с керамической крошкой; на полу образовалось огромное количество грязи. «Прямо-таки по колено», – признаётся архитектор. Намного проще было заменить их стеклопакетами, тем более что к предметы охраны переплеты окон отношения не имеют – но Алексею Гинзбургу удалось настоять на грамотной, хотя и трудоемкой, очистке подлинных рам. Часть из них была в плохом состоянии, их заменили, но в основном на верхних этажа. Больше половины подлинных переплётов нижних этажей, тонких и сложных, с заклёпками, удалось сохранить – что очень важно для ощущения подлинности здания.
Снаружи переплёты покрашены чёрной, внутри – белой краской. На фасадах они формируют тонкую структурирующую решётку, а внутри работают на расширение пространства и усиливают свет. Особенно лестница с её серо-белым метлахом, гигантскими для 1920-х витражами, светло-голубыми стенами, чей цвет восстановлен по найденным фрагментам – кажется очень светлой при взгляде как изнутри, так и снаружи.
Вторая важная составляющая подлинного фасада – сохранённая и бережно очищенная тёмно-серая терразитовая штукатурка Григория Бархина. Потребовалось довольно долго подбирать гидрофобный раствор для её укрепления: первые составы не подходили, портили цвет, делая его то темнее, то добавляя синий или даже зелёный оттенок, – рассказывает Алексей Гинзбург. В конечном счёте удалось достичь ровного серого цвета, укрепив фасад.
Но тёмно-серый, контрастно подчёркивающий белизну видимых через широкие окна светлых интерьеров, главный фасад был у здания Бархина единственным. По традиции конца XIX – начала XX веков брандмауэры и дворовые фасады оставляли кирпичными, экономя дорогую штукатурку, – поясняет Гинзбург. – Это потом, уже после войны, все их выкрасили масляной краской.
В квартале «Известий» архитектор восстанавливает «историческую справедливость» старых кирпичных фасадов. Так Алексей Гинзбург поступил и с домом Тюляевой, и с соседним особняком; такие же кирпичные стены открылись и в «Известиях», родня произведение авангарда с соседними, и, в сущности, близкими по времени домами начала XX века. Кирпич очищен, покрыт гидрофобным раствором, в высоту вытянулись новенькие алюминиевые трубы вентиляции, неожиданно подчёркивающие брутально-техническое назначение бывшего типографского здания. Только послевоенный западный фасад во дворе получил нейтральную бежевую покраску.
Надо сказать, что в экспериментах Алексея Гинзбурга с кирпичными брандмауэрами историческая реконструкция играет, наверное, наименьшую роль – она любопытна как сюжет, не более того. Большинство граждан не заметит. Намного значительнее колористическое значение этого приёма, безо всяких дополнительных усилий превращающего город в жизнерадостное «лоскутное одеяло», где цветные лицевые поверхности фасадов «нашиты», ну, или наложены на общую ярко-терракотовую, живую подоснову, способную объединить двухэтажную московскую усадьбу с чугунными балконами и гламурный дом серебряного века с суровой типографией Советов пролетарского государства. Объединить – и сделать это легко и непосредственно, как, может быть, легко тонкий классик Григорий Бархин освоил язык конструктивизма, каким-то непостижимым образом не изменяя при этом себе и оставаясь скорее «фасадным» архитектором, но талантливым и добросовестным во всем до мелочей.
Словом, эта реставрация – крайне интересный опыт, прежде всего потому, что она досталась «наследственному» архитектору, увлеченному реставрацией и добросовестно, прямо как прадед строил, восстановившему здесь всё, что было возможно в современных обстоятельствах. Ведь в наше время оно как обычно бывает – архитекторы воспринимают памятники скорее как обременение: либо осложнение рабочего процесса, если их требуется-таки сохранить, либо как груз на совести, если требуется возвести муляж. Многие архитекторы поклоняются авангарду, это правда. Но кто-то только перерисовывает, а кто-то норовит создать копию в том же «стиле». Нечасто встречается архитектор, погруженный в проблему так, чтобы, выполнив множество требований заказчика, перепрофилировав, как-никак, здание под иную функцию, сохранил максимум подлинного, а кое-что даже восстановил. Но результат легко прочитывается: в районе Пушкинской усилиями Алексея Гинзбурга потихоньку растёт новая версия Москвы. Город из тех, что мы потеряли. А когда будут благоустроены двор и откроются проходы из арки в арку, вот тогда мы сможем оценить не только восстановленный памятник, но и атмосферу, созданную не километрами штурмовщины, а несколькими годами вдумчивой работы. Чего, впрочем, придётся ещё подождать.
Что бы там ни говорил профессор Преображенский, а «Известия» были первой официальной советской газетой в буквальном смысле - петроградский совет выпустил первый их номер на следующий день после февральской революции. Тогда планировали бороться за Учредительное собрание, но после его разгона и переноса столицы переехали в Москву и стали главным печатным органом исполнительной власти, ЦИК и ВЦИК, в отличие от партийной большевистской «Правды». Что было чуть менее престижно, но тоже почетно. Некоторое время газету издавали в Сытинской типографии у Страстного монастыря. Но для новой власти газеты были важны и достаточно скоро, в 1924-1925, был проведён конкурс на проект здания новой архитектуры. Выиграл Григорий Борисович Бархин, который и построил новый дом для «Известий» поблизости от старой типографии, где-то за полтора года вместе с сыном Михаилом. Григорий Бархин не был в полном смысле архитектором-революционером, он скорее примкнул к конструктивизму (впрочем так делали многие, к примеру тот же Иван Фомин). До революции же Бархин окончил Академию Художеств и вместе с Романом Клейном построил неоклассическое здание московского музея изящных искусств, нынешнего ГМИИ.
Впрочем победивший конкурсный проект, который поначалу намеревались построить западнее, на углу Тверской и Страстного бульвара, представлял собой довольно стремительную двенадцатиэтажную башню, похожую на известный проект «Ленинградской правды» Весниных. Башня должна была спорить с колокольней Страстного монастыря, который в 1925 году сносить вовсе не планировалось. Но по актуальному тогда генплану города «Новая Москва» в районе Страстного действовали, почти как сейчас, высотные ограничения - нельзя было строить выше шести этажей. От башни осталась лишь вынесенная к фасаду вертикаль лестницы с чередой балконов, и небольшая лоджия с часами на углу, обращенном к Тверской. Надпись же - «Известия» - в итоге разместилась горизонтально.
«Известия» не стали иконой конструктивизма, и тем не менее здание вошло во все тематические путеводители и хорошо известно как памятник истории авангарда. При этом предмет охраны, как это в наши времена нередко случается, достаточно узок: охраняются фасады, а внутри – только кабинет Бухарина на верхнем этаже (он в течение трёх лет был редактором газеты), плюс та самая выходящая на Пушкинскую площадь лестница, и всё. Счастье, что работать с восстановлением «Известий» пришлось Алексею Гинзбургу, правнуку Григория Бархина и внуку Моисея Гинзбурга, наследнику двух архитектурных династий, одинаково увлеченному современной архитектурой и реставрацией, в том числе памятников авангарда. Алексей Гинзбург занимается кварталом «Известий» уже несколько лет, недавно была закончена реставрация доходного на Дмитровке напротив Ленкома, вторыми оказались «Известия», почти завершена работа со зданием Сытинской типографии и двухэтажной усадьбы Долгоруковых-Бобринских на углу бульвара и Дмитровки. «Известия» в этом разношерстном ряду - единственное здание 1920-х, памятник авангарда.
Здание сохранилось неплохо и было легко узнаваемо даже перед началом работ. Хотя авангардную надпись довольно скоро заменили на классическую, с засечками; бегущую строку, которая была новшеством для 1920-х, убрали тоже почти сразу. В 1990-е здание сдали в аренду под офисы; таким же образом его планируется использовать и в дальнейшем, также как и соседнее здание газеты, расширившейся в конце 1970-х.
Одним из главных искажений авторского замысла стали пробитые входами на улицу витрины ресторанов первого этажа. И хотя теперь здесь разместятся, скорее всего, тоже рестораны, Алексею Гинзбургу удалось вернуть нижним окнам-витринам первоначальный вид: теперь вход один, через главный подъезд. Широкие нижние окна предназначались для освещения нижнего полуподвального этажа столовой работников газеты: идущим вдоль главного фасада сейчас, пока рестораны ещё не заселились, хорошо видно его пространство. Подвал-полуподвал имеется под обоими корпусами, уличным и дворовым; только у главного южного фасада он освещен через широкие окна, выходящие на улицу под потолком, а в бывшем техническом дворовом корпусе, где рельеф повыше - через зенитные фонари.
Реставрация, по словам Алексея Гинзбурга, не археолого-историческая, а архитектурная. Поэтому восстановлены не все элементы: к примеру, угловатую конструктивистскую надпись Бархина, как и часы, возродили, а бегущую строку не стали.
Кроме того, здание получило и несколько современных добавлений, прежде всего новые лифты в срединном переходе. Однако следует помнить, что здание уже было серьёзно перестроено после войны: тогда переход между корпусами расширили к западу просторным вестибюлем, а во дворе, с севера, пристроили дополнительный объем с подвалом. Тогда же были заменены двери - на светло-жёлтые, брежневского вида; был заменён лифт при главной, выходящей на фасад, лестнице. Северную послевоенную пристройку разобрали, сохранив только ее подвальную часть. Пристройку к переходу между корпусами, напротив, сохранили, приведя в порядок поздний вестибюль с эффектными крупными кессонами на потолке.
Однако Алексею Гинзбургу удалось сохранить и восстановить многие важные детали. К примеру, найдя на полах фрагменты метлахской плитки - простой, белой с синеватыми вставками на углах, архитекторы заказали в Германии похожую и восстановили полы вестибюлей и коридоров.
Вместо послевоенных светло-желтых дверей и стеновых панелей подобрали темно-коричневые, также как и подходящие к стилистике 1920-х годов дверные ручки.
Особенного внимания заслуживает выходящая на главный фасад лестница - пространство очень светлое, прозрачное, с большими окнами в пол. Она кажется световым хребтом всего здания как снаружи, так и изнутри - неудивительно, что архитекторы уделили ей много внимания и работали ювелирно.
Вторая лестница, выходящая во двор, решена в духе первой, хотя и лаконичнее - те же перила, тот же бежевый цвет ступенек под ногами.
Но особенно сложным оказался процесс восстановления первоначальных металлических переплетов витражей, выходящих на главный фасад. Сохранившиеся подлинные рамы были покрыты очень толстым слоем краски, для того, чтобы отчистить её, понадобился пескоструйный аппарат с керамической крошкой; на полу образовалось огромное количество грязи. «Прямо-таки по колено», - признаётся архитектор. Намного проще было заменить их стеклопакетами, тем более что к предметы охраны переплеты окон отношения не имеют - но Алексею Гинзбургу удалось настоять на грамотной, хотя и трудоемкой, очистке подлинных рам. Часть из них была в плохом состоянии, их заменили, но в основном на верхних этажа. Больше половины подлинных переплётов нижних этажей, тонких и сложных, с заклёпками, удалось сохранить - что очень важно для ощущения подлинности здания.
Снаружи переплёты покрашены чёрной, внутри - белой краской. На фасадах они формируют тонкую структурирующую решётку, а внутри работают на расширение пространства и усиливают свет. Особенно лестница с её серо-белым метлахом, гигантскими для 1920-х витражами, светло-голубыми стенами, чей цвет восстановлен по найденным фрагментам - кажется очень светлой при взгляде как изнутри, так и снаружи.
Вторая важная составляющая подлинного фасада - сохранённая и бережно очищенная тёмно-серая терразитовая штукатурка Григория Бархина. Потребовалось довольно долго подбирать гидрофобный раствор для её укрепления: первые составы не подходили, портили цвет, делая его то темнее, то добавляя синий или даже зелёный оттенок, - рассказывает Алексей Гинзбург. В конечном счёте удалось достичь ровного серого цвета, укрепив фасад.
Но тёмно-серый, контрастно подчёркивающий белизну видимых через широкие окна светлых интерьеров, главный фасад был у здания Бархина единственным. По традиции конца XIX - начала XX веков брандмауэры и дворовые фасады оставляли кирпичными, экономя дорогую штукатурку, - поясняет Гинзбург. - Это потом, уже после войны, все их выкрасили масляной краской.
В квартале «Известий» архитектор восстанавливает «историческую справедливость» старых кирпичных фасадов. Так Алексей Гинзбург поступил и с домом Тюляевой, и с соседним особняком; такие же кирпичные стены открылись и в «Известиях», родня произведение авангарда с соседними, и, в сущности, близкими по времени домами начала XX века. Кирпич очищен, покрыт гидрофобным раствором, в высоту вытянулись новенькие алюминиевые трубы вентиляции, неожиданно подчёркивающие брутально-техническое назначение бывшего типографского здания. Только послевоенный западный фасад во дворе получил нейтральную бежевую покраску.
Надо сказать, что в экспериментах Алексея Гинзбурга с кирпичными брандмауэрами историческая реконструкция играет, наверное, наименьшую роль - она любопытна как сюжет, не более того. Большинство граждан не заметит. Намного значительнее колористическое значение этого приёма, безо всяких дополнительных усилий превращающего город в жизнерадостное «лоскутное одеяло», где цветные лицевые поверхности фасадов «нашиты», ну, или наложены на общую ярко-терракотовую, живую подоснову, способную объединить двухэтажную московскую усадьбу с чугунными балконами и гламурный дом серебряного века с суровой типографией Советов пролетарского государства. Объединить - и сделать это легко и непосредственно, как, может быть, легко тонкий классик Григорий Бархин освоил язык конструктивизма, каким-то непостижимым образом не изменяя при этом себе и оставаясь скорее «фасадным» архитектором, но талантливым и добросовестным во всем до мелочей.
Словом, эта реставрация - крайне интересный опыт, прежде всего потому, что она досталась «наследственному» архитектору, увлеченному реставрацией и добросовестно, прямо как прадед строил, восстановившему здесь всё, что было возможно в современных обстоятельствах. Ведь в наше время оно как обычно бывает - архитекторы воспринимают памятники скорее как обременение: либо осложнение рабочего процесса, если их требуется-таки сохранить, либо как груз на совести, если требуется возвести муляж. Многие архитекторы поклоняются авангарду, это правда. Но кто-то только перерисовывает, а кто-то норовит создать копию в том же «стиле». Нечасто встречается архитектор, погруженный в проблему так, чтобы, выполнив множество требований заказчика, перепрофилировав, как-никак, здание под иную функцию, сохранил максимум подлинного, а кое-что даже восстановил. Но результат легко прочитывается: в районе Пушкинской усилиями Алексея Гинзбурга потихоньку растёт новая версия Москвы. Город из тех, что мы потеряли. А когда будут благоустроены двор и откроются проходы из арки в арку, вот тогда мы сможем оценить не только восстановленный памятник, но и атмосферу, созданную не километрами штурмовщины, а несколькими годами вдумчивой работы. Чего, впрочем, придётся ещё подождать.
Здание газеты «Известия»
Дата постройки: 1925-1927 гг.
Архитекторы: Бархин Г.Б. при участии Бархина М.Г.
Конструктор: Лолейт А.Ф.
Адрес: Пушкинская площадь (бывшая Страстная площадь), дом №5.
На месте корпуса редакции газеты «Известия» раньше находился дом М. И. Римской-Корсаковой, который в Москве называли «домом Фамусова» А. С. Грибоедов часто бывал здесь. По легенде, однажды на балу у Корсаковой он стал нападать на пристрастие москвичей ко всему французскому — точь-в-точь из будущего монолога Чацкого: «…Чтоб истребил Господь нечистый этот дух Слепого, рабского, тупого подражанья». Все решили, что Грибоедов сошел с ума, и многие ездили к нему справиться о его здоровье. «Я же им докажу что я не сошел с ума!» — не выдержал Грибоедов и написал в ответ «Горе от ума».
Место для здания газеты было выбрано около издательства Сытина на Тверской и редакции «Утра России» Ф.О.Шехтеля в Путинковстом переулке. Участок для здания был невелик и архитекторы предложили изначально здание в 14 этажей. Однако по градостроительным соображениям было решено оставить 6 этажей.
В шестиэтажном объеме здания «Известий» читается ордерное деление на повышенный цоколь, равномерную, разрезанную на квадраты окон стену, и антаблемент с круглыми окнами и надписями рубленый шрифтом на стене карниза. Обращенная к Тверской угловая часть здания подчеркнуто-вертикальна - как оставшийся намек на первоначально запроектированную 140ти этажную башню. Этот эффект достигается сплошным остеклением лестничной клетки над козырьком главного входа, вынесенными вперед ограждениями балконов над высокой въездной аркой и венчающим акцентом - глубокой светотенью вынутого угла, перекрытого тонкой плитой. Важной составляющей архитектурного «декора» была надпись с названием газеты «Известия ЦИК СССР и ВЦИК», к сожалению, замененная и выполненная теперь другим шрифтом. Динамику усиливают квадратные часы на торце здания и бегущая светящаяся строка, венчающая срезанный антаблемент главного фасада.
Список литературы:
Издательство Жираф Москва 2006. «Архитектура Москвы 1920-1960»
Бархина А.Г., Г.Б. Бархин, М., 1981;
Бусева-Давыдова И.Л., Нащокина М.В., Астафьева-Длугач М.И., Архитектурные прогулки по Москве, М., 1997;
Латур А. Москва 1890-2000. Путеводитель по современной архитектуре, М., 1997.
Часть фото Виктор Ахломов, "Известия"
ИЗ ИСТОРИИ ИЗДАТЕЛЬСТВА
Главное здание издательства «Известия» расположено в центре Москвы, на Пушкинской площади, в здании, построенном по оригинальному проекту советского архитектора Г.Б. Бархина в стиле конструктивизма. Когда-то в этом квартале располагалась «издательская империя» одного из основателей отечественной полиграфии, мецената и просветителя Ивана Дмитриевича Сытина. Именно Сытину советское правительство, переехавшее из Петрограда в Москву в 1918 году, поручило наладить выпуск правительственной газеты «Известия». Этот государственный печатный орган де-факто рождался в принадлежавшем Сытину пятиэтажном здании типографии сытинской газеты «Русское слово» на Тверской; среди полиграфистов, обеспечивших выход «Известий» к читателям страны, было немало сытинцев. Официально издательство «Известия ЦИК Союза ССР и ВЦИК» образовано 24 января 1922 года Декретом ВЦИК Советов Рабочих, Крестьянских, Казачьих и Красноармейских Депутатов и Совета Народных Комиссаров РСФСР, однако начало его деятельности восходит к марту 1917 г., когда готовились к выпуску первые номера будущего печатного органа Верховного Совета СССР газеты «Известия». Уже в первой половине 1920-х годов издательство превращается в мощный полиграфический комбинат, выпускавший ведущие правительственные, партийные, культурно-просветительские и литературно-художественные издания, мировую и отечественную литературную классику. Именно известинские полиграфисты зарабатывают средства, позволяющие не только развивать производство и содержать одноимённую газету, но и заниматься расширением известинских площадей.
Новое здание «Известий» по заказу полиграфкомбината спроектировал Григорий Борисович Бархин, решивший сложную задачу размещения под одной крышей издательства, типографии и редакции. Принятый в эксплуатацию в 1927 году, новый известинский корпус немедленно превращается в яркую достопримечательность столицы СССР и России. В кратчайшие сроки заслуженную славу образцовой и самой передовой приобретает известинская полиграфия. В советское время комбинат печатал более 40 наименований советской периодики общим тиражом в десятки миллионов экземпляров. С полиграфистами комбината сотрудничали газеты «Труд», «Неделя», «Семья», «Спорт-Экспресс», журналы «Дружба народов», «Новый мир», «Иностранная литература», «Театр», «Советский балет» и другие. В крупнейших городах Советского Союза под эгидой издательства действовали 59 пунктов децентрализованной печати; 85 тысяч отделений связи и 35 тысяч киосков распространяли печатную продукцию издательства. Прибыли от этой деятельности позволили создать обширную материально-производственную инфраструктуру, социально-бытовую и спортивно-оздоровительную базу, выстроить ещё один корпус по улице Тверской (дом 18-б), куда была переселена редакция газеты «Известия», активно участвовать в общественно-политической и спортивно-культурной жизни страны. После прекращения существования СССР в условиях социально-экономического кризиса издательство «Известия» и газета «Известия» продолжили работу независимо друг от друга.
Нынешний издательский комплекс «Известия» – Федеральное государственное унитарное предприятие, входящее в структуру Управления делами Президента России, авторитетный флагман полиграфической отрасли страны. Наряду с выпуском газет, журналов, книжной продукции по культурно-просветительской и общественно-политической тематике известинцы выполняют ответственные заказы Правительства Российской Федерации, Администрации Президента, Государственной Думы, Совета Федерации.
Построенное в 1927 году по проекту архитектора Григория Бархина при участии известного инженера-конструктора, одного из основателей советской научной школы теории железобетона Артура Лолейта здание газеты «Известия» на Пушкинской площади в Москве является одним из самых знаменитых столичных памятников конструктивизма второй половины 20-х годов прошлого века. Символично, что заниматься проектом реконструкции «Известий» выпало правнуку Григория Бархина, архитектору и реставратору архитектурной мастерской Ginzburg architects Алексею Гинзбургу. Реставрация здания, в котором долгие годы располагались типография и редакция знаменитой советской газеты, была завершена в 2016 году, и теперь «Известия» украшают Пушкинскую площадь в том самом виде, в котором это сооружение и задумывалось знаменитым автором. TATLIN публикует фрагмент разговора с Алексеем Гинзбургом о процессе реставрации «Известий», полную версию интервью можно найти в новом , посвященном этому проекту.
Опыт реставрации
«Известия» стали для меня первым реализованным проектом реставрации памятника современной архитектуры. Многие изученные нами тогда методики и технологии теперь применяются в нашей работе над реставрацией ещё одного памятника конструктивизма - Дома Наркомфина. При этом важно подчеркнуть, что эти два здания очень серьёзно отличаются друг от друга, и подходы к их реставрации кардинально разные. Тем ни менее, опыт работы над «Известиями» нам очень помогает. В первую очередь речь идёт о разделении здания на те фрагменты, которые нужно консервировать и сохранять в качестве подлинной исторической фактуры, и те, которые были либо сильно видоизменены, либо утрачены, и их необходимо воссоздавать. По сути, я говорю о следовании так называемой Венецианской хартии, которая была принята международным сообществом в 60-е годы ХХ века. В этом документе изложены основные принципы реставрации памятников современной архитектуры, в том числе архитектуры авангарда.
Здание «Известий» в процессе строительства, 1926
Здание газеты «Известия», 1927
Историческое зонирование
Структурно здание состояло из двух блоков, один из которых, в глубине квартала, был типографским, а другой, выходящий на площадь, редакционным, предназначенным для журналистов. Два независимых блока были соединены вертикальным коммуникационным «стволом» с двумя лестницами, двумя лифтами и санузлами. Корпуса и образованный ими небольшой внутренний двор стояли на едином цокольном этаже, служившим для связи между блоками. Там же находились вспомогательные помещения, в том числе раздевалки и столовая для рабочих. Цокольный этаж был освещён огромными окнами, подобное естественное освещение соответствовало всем санитарным нормам того времени. Из цокольного этажа типографские служащие и сотрудники редакции поднимались наверх в свои рабочие зоны. Структуры функционирования этого здания и его внутренние коммуникации были организованы максимально ясно и логично. Также в «Известиях» существовал ещё и парадный вход, через который в редакцию попадали журналисты и их гости. Таким образом, Григорий Бархин, не будучи членом общества современных архитекторов (ОСА) и никогда в жизни не присоединявшийся ни к каким творческим группам, создал совершённое с точки зрения функциональности здание, более конструктивистское, чем многие другие дома, построенные членами этого движения.
План 6-го этажа, проект Г. Бархина, 1926
Эксплуатация здания
«Известия», дожившие до 2012 года, когда начался процесс реставрационных исследований здания, уже сильно отличались от первоначального проекта, так как большинство памятников 20-х годов прошли через два этапа переустройства и изменений. Первый относился к 1950–70-м годам, когда первоначально заложенные в эти здания идеи были уже никому не интересны и непонятны. Между тем хозяйственный подход к государственной собственности вызывал желание что-то пристроить или надстроить. Такая рачительность завхозов привела к появлению огромной двухэтажной пристройки сзади «Известий», расползшейся вдоль первого этажа восточного фасада трансформаторной подстанции и, самое главное, по наполовину застроенному внутреннему двору. Расположенная во внутреннем дворе независимая конструкция во всю высоту здания была соединена с редакцией на каждом этаже. Дважды менялась надпись «Известия» на главном фасаде и в итоге была демонтирована совсем.
Главный фасад до реставрации
Кроме того, были изменены многие окна. К примеру, знаменитые круглые окна на главном фасаде вместо вписанного креста переплётов получили вписанный квадрат. Около половины окон главного фасада были заменены на разнокалиберные алюминиевые, деревянные и пластиковые вставки. Вторая волна варварских изменений, накрывшая памятники авангарда, пришлась на 1980–90-е годы, когда зарождавшееся кооперативное движение, а позже молодой бизнес, искали новые пространства для своей деятельности. Нижние этажи «Известий» были сданы в аренду под рестораны. Их владельцы полностью изменили планировку, перекрытия, прорубили входы с Пушкинской площади. Вентиляция и кондиционирование ресторанов обеспечивались большим количеством труб и воздуховодов, полностью закрывших западный фасад и дворовые фасады. Внешние блоки холодильных машин загромоздили то немногое свободное пространство, которое сохранилось после предыдущих вмешательств. Все арки в квартале в 90-е годы были застроены для более эффективного использования площади. Они стали частью ночных клубов, в изобилии разместившихся внутри квартала «Известий». Арка старой редакции не стала исключением.
Восточный фасад до реставрации
Спасение витража
От первоначального сборного витража до наших дней сохранилось примерно 50%. По большей части он представлял собой покрытые многочисленными слоями краски вставки из дерева, алюминия, пластика, и никто не верил, что нам удастся этот витраж спасти. Очистить его пескоструйными машинами не представлялось возможным. Обжиг строительным феном также не дал нужных результатов. В итоге в Петербурге мы нашли реставрационную компанию, которая чистит подобные конструкции, но не песком, а керамической крошкой очень мелкой фракции. С помощью этой технологии нам удалось очистить подлинный металл практически до состояния нержавейки. Утерянные части витража были воссозданы, все стёкла заменены, отреставрированы старинные доводчики. Вместо замазки нами использовались современные резиновые уплотнители.
Фасад после реставрации
